2014 – 2021 © К.Б.Стрельбицкий
ПАМЯТИ ЖЕРТВ «УНИКАЛЬНОЙ КАТАСТРОФЫ»
НАД ИЗМАЙЛОВСКИМ ПАРКОМ СТОЛИЦЫ
…Эту трагедию один из выживших в ней назвал «Уникальной катастрофой» – по его мнению, она была единственным происшествием такого рода в советской военной авиации периода Великой Отечественной войны. На наш же взгляд, особую трагичность ей придал тот факт, что произошла она без какого-либо воздействия врага, а её причиной стало именно советское оборонительное оружие, которое в том, поистине уникальном случае реально показало свою исключительную действенность… Но обо всём – по порядку…
…В ночь со 2 на 3 марта 1942 года с Ногинского военного аэродрома в Подмосковье стартовал самолёт ТБ-3 из состава 1-го тяжелобомбардировочного авиационного полка 53-й авиационной дивизии дальнего действия. Устаревшие ещё к началу войны, тяжёлые бомбардировщики этого типа всё равно продолжали оставаться грозным оружием в руках советских лётчиков, и эта машина поднялась в воздух с несколькими тоннами бомбовой нагрузки, которую должна была обрушить на вражеские цели на железнодорожной станции Смоленск. Но вместо этого тяжёлый бомбардировщик со всем своим смертоносным грузом рухнул на тогдашнюю окраину советской столицы…
…«При полетах с Ногинского аэродрома маршрут прокладывался так, чтобы обойти Московскую зону ПВО с севера или с юга, иначе можно было попасть под обстрел мощных средств ПВО, – пишут Е.Щапов и В.Гастелло в своей работе «ТБ-3 вступают в бой». – В этом случае самолет, пролетев от аэродрома километров 30, налетел на трос аэростата заграждения…». Это произошло над недавно – в 1935 году – вошедшим в состав советской столицы районом бывшего подмосковного села Измайлово. Боевое дежурство здесь несли преимущественно девушки из состава 1-го полка аэростатов заграждения 1-го корпуса ПВО, и именно на их «воздушную колбасу» напоролся советский тяжёлый бомбардировщик…
…«Наш ТБ-3 с бомбовой нагрузкой налетел на стальной 6-мм трос аэростата заграждения. Через несколько секунд правая плоскость с четвертым двигателем была отрезана этой стальной ниткой. Самолет загорелся в момент врезания троса в бензосистему», – впоследствии вспоминал об этом один из двух уцелевших в этой катастрофе членов его экипажа – воздушный стрелок старшина Семён Иванович Емельяненко.
Лишившись большей части правой плоскости и развернувшись в воздухе, самолёт упал в районе крупнейшего столичного парка – Измайловского парка культуры и отдыха имени И.В.Сталина. Машина была окончательно уничтожена мощным взрывом бомб, «их осколками было убито и ранено несколько человек» на земле, погибли 6 из 8 советских военных лётчиков…
(Это был один из 7 известных в истории Великой Отечественной случаев (и четвёртый по счёту) потери над Москвой советских самолётов в результате воздействия на них своих же аэростатов заграждения, но с самыми крупными машиной и человеческими потерями при этом. Справедливости ради следует отметить, что у немецких Люфтваффе над советской столицей было достоверно зафиксировано лишь 5 подобных эпизодов, в которых погибло только 2 вражеских самолёта с экипажами.)
…Вновь дадим слово спасшемуся воздушному стрелку: «Всего несколько секунд экипажу было для спасения. Положение критическое. Я отодвинул пулеметную турель к правому борту и готовился выброситься через левый борт. Рядом увидел появление радиста Дениса Степанищева у второй турели. Самолет начало закручивать в правый вираж, и я мгновенно перевалился за борт. Через 2 – 3 секунды выдернул кольцо парашюта и его купол исправно распахнулся. Я был уверен, что Степанищев последует за мной. Ведь он, как и я, имел тренировочные прыжки с парашютом. Но Денис погиб. Невероятно сложный спасительный прыжок совершил правый летчик Н.П.Подлузский. Его сидение – рядом с вращающимся винтом третьего двигателя. И у него хватило ловкости и самообладания, чтобы выброситься за борт и не попасть под лопасть винта. Николай Павлович говорил, что командир кораблин Петр Шмелев давал команду двум штурманам и борттехнику с его помощником «Покинуть самолет!». Но те не были готовы к прыжкам. Они засуетились, подрастерялись, а время ушло. Все погибли в мощном взрыве». Его уточняют уже цитированные нами выше Щапов и Гастелло: «Командир кораблин выбросился с парашютом, но тот не успел раскрыться, и Шмелев упал на частный дом, пробил крышу и от удара скончался».
В этой катастрофе погибли 6 советских военных лётчиков:
Шмелёв Пётр Васильевич – старший лейтенант, командир воздушного кораблин (левый пилот), родился 18.09.1916 в городе Гусь-Хрустальный, ныне – одноимённого района Владимирской области Российской Федерации (по другим данным – в городе Великий Устюг, ныне – одноимённого района Вологодской области Российской Федерации), русский, рабочий, из крестьян, в Красной Армии с 1937 года, кандидат в члены ВКП(б) с 1941 года, участник боевых действий Великой Отечественной войны с 20.08.1941, кавалер ордена Красного Знамени (06.01.1942), исключён из списков Красной Армии 11.05.1942, жена Мария Фёдоровна Колдаган (ошибочно – Колдагина или Болдагина) проживала в эвакуации по адресу: РСФСР, Татарская АССР, город Казань, 32-е почтовое отделение, Повстанческая улица, дом 32,
Чупин Алексей Максимович – старший лейтенант, штурман (так же «стрелок-бомбардир», «лётчик-наблюдатель»), родился 28.03.1920 в деревне Солодилово, ныне – несуществующий населённый пункт на территории Камышловского муниципального района Свердловской области Российской Федерации, член ВЛКСМ, в Красной Армии с 20.11.1938, исключён из списков 11.05.1942, отец Максим Васильевич Чупин проживал по адресу: РСФСР, Свердловская область, город Камышлов, Рабочая улица, дом 10,
Карпов Пётр Владимирович – лейтенант, второй штурман («стрелок-бомбардир», «младший лётчик-наблюдатель»), родился 21.12.1914 в деревне Осиновка, ныне – Полозовского сельского поселения Большесосновского района Пермского края Российской Федерации, член ВЛКСМ, в Красной Армии с 05.1936, ранее служил в 169-м разведывательном и в 207-м дальнебомбардировочном авиационных полках Военно-Воздушных Сил Красной Армии, исключён из списков 25.04.1942, жена Валентина Павловна Карпова проживала в эвакуации по почтовому адресу: «РСФСР, Удмуртская АССР, город Ижевск, Зарека, Лесозавод»,
Пича Иван Михайлович – воентехник 1-го ранга, техник авиационный бортовой, родился 18.06.1916 в селе Кобриново, ныне – Звенигородского района Черкасской области Украины, украинец, учащийся, из крестьян, член ВКП(б), в Красной Армии с 21.09.1935, участник боевых действий Великой Отечественной войны с 20.08.1941, кавалер медали «За боевые заслуги» (30.11.1941), исключён из списков Красной Армии 05.05.1942, неназванный в документах ближайший родственник проживал: УССР, город Днепропетровск, Жуковская улица, дом 49, сестра Екатерина Михайловна Пича проживала по месту рождения брата,
Турбаев Александр Семёнович – воентехник 2-го ранга, техник авиационный бортовой («помощник бортового техника», «младший авиационный техник»), родился 18.12.1912 в городе Ковно, ныне – Каунас Литовской Республики, до 1918 года носил фамилию «Федорович», в Красной Армии с 1933 года, окончил Иркутское военное авиационное техническое училище в 1938 году, исключён из списков Красной Армии 11.05.1942, жена Клавдия Ивановна Турбаева и дочь Лилия проживали по адресу: РСФСР, город Ростов-на-Дону, Крепостной переулок (номера дома и квартиры в нём в документах не указаны),
Степанищев Павел Денисович – старшина сверхсрочной службы, воздушный стрелок-радист, родился в 1914 году в селе Девица, ныне – одноимённого сельского поселения Острогожского муниципального района Воронежской области Российской Федерации, отец Денис Андреевич Степанищев проживал там же.
…«Вот такой случай произошел в этом полете. Причины подробно анализировались, был проработан ряд версий, но однозначно установить, что произошло, не удалось», – делают довольно неожиданный вывод из изложенного всё те же Щапов и Гастелло. А другой цитируемый нами автор, Емельяненко заключает её описание не менее оригинально: «Эта катастрофа очень тяжела и прискорбна. Но она практически дала мне урок к возможному подобному случаю, если злая судьба его подбросит. И она, окаянная, обязательно его преподнесет».
Другой выживший в этой катастрофе, второй (правый) пилот лейтенант Николай Павлович Подлузский, хотя и прошёл тоже всю войну и только в 1957 году вышел в запас в звании майора, своих печатных мемуаров, к сожалению, не оставил… Зато уже на следующий день после произошедшего, 6 марта 1942 года он написал официальное «Донесение» об этой авиакатастрофе. Полный текст этого документа, ныне публикуемого нами впервые (и в литературном виде – то есть с соблюдением норм правописания и пунктуации русского языка и с «раскрытием» всех сокращений и аббревиатур, содержащихся в его машинописном оригинале), мы предлагаем ниже вашему вниманию:
«В ночь с 4 на 5 марта 1942 года Командованием полка была поставлена задача бомбить железнодорожный узел города Смоленск.
Экипаж в составе: Командир кораблин лейтенант Шмелёв, пилот лейтенант Подлузский, штурман старший лейтенант Чупин, второй штурман лейтенант Карпов, бортовой техник воентехник 1-го ранга Пича, помощник бортового техника воентехник 2-го ранга Турбаев, стрелок-радист старшина Степанищев и стрелок старшина Емельяненко.
На полёт я был вызван вместе с лейтенантом Шмелёвым в штаб полка для получения задания с некоторым запозданием, штурман уже задание получил и прорабатывал его. Я узнал маршрут и цель, прочертил маршрут. Штурман эскадрилии капитан Козлов проверил маршрут и расчёты у штурмана кораблин и второго штурмана, а так же у командира кораблин и также посмотрел и мой маршрут, который я доканчивал оформлять (в комнате присутствовал штурман дивизии), дал указания по маршруту и некоторые указания по штурманскому делу. После чего командир эскадрилии майор Иванов дал указание о полёте: высота полёта, высота максимальная бомбометания (500 метров), запасные аэродромы, сигналы полёта и некоторые указания по технике пилотирования при обстреле зенитной артиллерией. После чего мы поспешили на машину для вылета. После доклада бортового техника о готовности кораблин к полёту лейтенант Шмелёв приказал: «Приготовиться к полёту! Запустить моторы!». Я после чего приготовился к полёту, застегнул парашют и проверил управление и всё остальное, моторы работали, задержка небольшая получилась с установкой пулемёта в штурманской рубке. Штурман старший лейтенант Чупин поставил курс на компас перед самым взлётом, вышел, вторично проверил курс на компасе и мой довернул на один градус, курс кораблин был 260 градусов. При взлёте я заметил, что третий мотор на разбеге дал 2 ненормальных выхлопа (напоминающие перебои мотора), на что я обратил внимание, но в полёте работали все моторы хорошо, мы шли с набором высоты до 950 метров, с курсом на моём компасе 260 – 262 градуса, который я довернул по командирскому компасу. Лейтенант Шмелёв вёл машину, а я занялся одеванием перчаток и маски. Справа видел аэродром (посадочные знаки), слева – дорогу, по которой шли машины. После 10 минут полёта слева я видел ракету с впередиидущего кораблин, в 800 – 1000 метрах. Штурман 5 раз освещением пользовался, склонялся над картой, я был уверен, что всё в порядке, идём по маршруту. Затем пришлось нам снизиться на 350 метров из-за облачности и начинающегося обледенения до 650 метров, затем – до 600 метров. Мы пролетали над населёнными пунктами, штурман вышел и дал ракету, в это время я заметил клуб огня из правого глушителя 3-го мотора и по плоскости – полосу зеленоватого огня, который быстро разрастался. Выбежал воентехник 1-го ранга Пича и лейтенанту Шмелёву что-то сказал, я убрал газ, перевёл машину на планирование (скорость – 150 км/ч). Плоскость вся покрылась огнём. Лейтенант Шмелёв крикнул: «Прыгать с парашютом!», сам встал и сделал попытку выпрыгнуть. Мне стало жарко. Машина валилась на правую плоскость. После второго усилия я оказался в воздухе и раскрыл парашют и увидел большой клуб огня и обломки. После чего я мгновенно упал на спину в 10 – 15 метрах от горящих бараков и самолёта. После я узнал, что мы налетели на трос аэростата, который перерезал плоскость, и машина загорелась».
Последний из ветеранов «1-го тяжелобомбардировочного» Александр Николаевич Боднар рассказывал, что эта «катастрофа подробно разбиралась с лётным составом, … отмечалось, что катастрофа была не случайной … экипаж немного уклонился от маршрута и зацепил зону заграждения аэростатами». Любезно сообщивший нам эту информацию ветеран Военно-Транспортной Авиации Виктор Николаевич Алёшин от себя добавил, что последнему он «склонен верить, так как запретные для полетов зоны летному составу перед вылетом доводились».
Были и иные «оргвыводы» из этой катастрофы. Так, например, всего за несколько дней до неё к ордену Красной Звезды командованием полка был представлен участвовавший в боевых действиях с самого первого дня войны старшина Семён Иванович Емельяненко – тот самый стрелок, спасшийся в «уникальной катастрофе», воспоминания которого мы цитировали выше. Командование «вышестоящей» 23-й авиадивизии подтвердило это решение 25 февраля, но уже в апреле, очевидно – после расследования катастрофы, Командование ВВС Западного фронта решило, что стрелок «достоин» только медали «За отвагу»…
…Автор этого материала не был бы военным поисковиком, если бы, ознакомившись со всеми документами, печатными и «электронными» материалами об этой катастрофе, не попытался бы выяснить не только, разумеется, имена погибших в ней, но и места их захоронения. И вот здесь-то настало время провести целое историко-некрополистическое расследование.
«Измайловский р-н, г.Москва» – так было записано в графе «Место захоронения» у каждого из 6 погибших лётчиков в «первичном» отчётном документе, носящем гриф «Секретно» и название «Именной список потерь начальствующего и рядового состава 1-го тяжело-бомбардировочного авиационного полка с «25» Февраля по «10» Марта 1942 года», подписанном начальником Отделения строевого и кадров этой воинской части техником-интендантом 1-го ранга Стефаном Максимовичем Кудрявченко. «Измайловский р-н, г.Москва» – слово в слово повторил запись в графе «Где похоронен» по каждому из 6 погибших в таком же документе начальник аналогичного отделения «вышестоящей» 53-й авиационной дивизии дальнего действия капитан Василий Михайлович Терновский. Очевидно, что с одним из этих документов ознакомились в своё время и сотрудники рабочей группы по составлению Книги Памяти Удмуртской Республики, которые в 7-м её томе, на 242-й странице, в справке на погибшего в той катастрофе своего земляка лейтенанта П.В.Карпова так и написали – «Похоронен: Москва, Измайловский р-н».
Однако, на самом деле никакого «Измайловского района» в составе Москвы никогда не было: на момент катастрофы ТБ-3 Измайлово в административно-территориальном отношении входило в состав крупнейшего, Сталинского района столицы, который в «оттепель» был переименован в Первомайский и оставался таковым до отмены тогдашнего «районирования» столицы в 1991-м. Ныне в составе Восточного административного округа Москвы существуют сразу три «измайловских» муниципальных района (Северное Измайлово, Южное Измайлово и «просто» Измайлово), но в описываемом нами 1942 году данный район, повторимся, носил имя И.В.Сталина.
У нас сразу вызвало некоторое удивление столь абстрактное указание места захоронения погибших лётчиков. Наши сомнения подтвердил всё тот же А.Н.Боднар: «…с летного состава на похороны, вроде бы, никто не ездил, было очень много вылетов на боевые задания, а кто был там представителем от полка – не знаю: экипаж был из другой эскадрилии». То есть реальное место захоронения 6 лётчиков, погибших 3 марта 1942 года, было изначально точно неизвестно даже в самом их полку…
…Впрочем, кое-кто, пытаясь до нас разобраться с этим вопросом, «далеко продвинулся». В результате, например, в 7-м томе Книги Памяти Владимирской области, на 382-й странице, в справке на погибшего в той катастрофе командира воздушного кораблин старшего лейтенанта П.В.Шмелёва из города Гусь-Хрустальный мы читаем - «Похоронен в г.Москве, Измайловское кладб.».
В своё время мы опубликовали на Международном Военном Форуме Рунета свой аналитический материал под названием «Измайловское кладбище – составная часть авиационного некрополя Отечества». Ознакомившись с ним по ссылке
http://imf.forum24.ru/?1-28-20-00000044-000-0-0-1371103926 , каждый заинтересовавшийся и той, и сегодняшней темами сможет сделать для себя однозначный вывод о том, что существующий и поныне старый сельский погост Измайлова не имеет никакого отношения к последствиям описанной нами катастрофы. Именно об этом мне так же сообщил в своём электронном письме и всё тот же В.Н.Алёшин: «Могилы этого экипажа на кладбище Измайлово точно нет, её уже пытались там в свое время искать ветераны». Он же писал мне далее, что «захоронили их [погибших лётчиков] , по непроверенным рассказам, в Измайловском парке (парке им.Сталина), а где – свидетелей уже не осталось. … Думаю, надо искать сведения об обнаружении неизвестных захоронений на территории парка, либо ждать, когда таковые случайно обнаружатся.... Надежды немного, поскольку при падении был сильный взрыв боезапаса, мало вероятно, что от тел что-то осталось, если только останки самого Шмелева, у которого «не успел раскрыться парашют». Возможен и другой вариант, что останки захоронены на другом кладбище, например – в том же Ногинске, где базировался в это время полк». Разберём ниже оба этих варианта.
Однозначно, что останки погибших в «уникальной катастрофе» лётчиков не перевозились из Москвы в Ногинск – иначе об этом сохранились хотя бы какие-нибудь отголоски в воспоминаниях ветеранов полка. Поэтому версию о захоронении именно в Ногинске шести погибших 3 марта 1942 года лётчиков ТБ-3 можно уверенно отклонить.
Столь же безосновательны мысли об их захоронении на месте катастрофы. Напомним, что самолёт упал не просто «в парк», а на жилую территорию, где, разумеется, никакие захоронения произведены быть не могли. Последнее же официальное захоронение вообще на территории нынешнего Измайловского парка относилось, насколько нам известно, к периоду ещё в 1917 году и производилось оно на тогдашнем кладбище Измайловской военной богадельни. Вместе с её закрытием (а фактически – разгоном) после революции прекратило своё существование и само то кладбище, и ныне никто из пассажиров Арбатско-Покровской ветки Московского метрополитена, подъезжая к станции «Измайловская» со стороны «Партизанской», и не подозревает, что справа по ходу движения, за новым каменным забором – заброшенное уже почти целое столетие место последнего упокоения ветеранов – офицеров и нижних чинов – Российской Императорской армии (памятный знак всем захороненным здесь был открыт в 2016 году – «по-столичному», «с помпой» и … совсем в другом месте, «удобном» для московского «начальства»). Иных же захоронений в минувшем веке на территории Измайловского парка однозначно не было.
К месту катастрофы ТБ-3 ближе «отставленного» нами Измайловского кладбища располагался другой столичный погост – Семёновский. Несмотря на то, что это кладбище ещё за десять лет до начала войны было официально закрыто, отдельные захоронения здесь всё же продолжали производиться и в 40-е годы, причём – одновременно с уничтожением старых. Вот уже почти полстолетия этого, одного из крупнейших дореволюционных столичных некрополей не существует, равно, как и документов по захоронениям здесь, начиная с 1941 года.
Итак, не Измайловское и не Семёновское кладбища, не Измайловский парк и не Ногинск? Где же тогда упокоились лётчики с ТБ-3? Подсказку в дальнейшем поиске нам дала всего одна строчка, содержащаяся в компьютерном Обобщённом банке данных (ОБД) «Мемориал» – верном помощнике всех поисковиков. Так в ОБД «Мемориал» были внесены краткие данные о захоронении всего одного из шести погибших 3 марта 1942 года лётчиков с ТБ-3 – штурмана Алексея Максимовича Чупина. Согласно им, военнослужащий без указания воинского звания и года рождения, но именно с такими именем, отчеством и фамилией и погибший в марте 1942 года, был кремирован и захоронен 7-го числа того месяце в братской могиле в «г. Москва, ул. Орджоникидзе, 4, филиал Московского крематория». Указанная в заполненном в 1991 году паспорте воинского захоронения за номером «77-130» «братская могила (захоронения прахов кремированных воинов)» находилось на территории так называемого «Нового Донского кладбища» на Шаболовке, куда мы в ближайший свободный день после выявления этой информации и направились для продолжения своего поиска.
Сфотографированного для того паспорта более двух десятилетий назад и весьма неверно обозначенного на тамошнем схематическом плане безымянного памятника на той братской могиле, «выполненного из гранита и мраморной плиты … в виде стрелы высотой 3,5 метра», мы, конечно, не нашли, да уже и не искали именно его. Ибо хорошо знали, что ещё к 65-летнему юбилею Великой Победы на месте той самой братской могилы был сооружён величественный (хотя и несколько помпезный, на наш взгляд) мемориал, на плитах которого были перечислены имена захороненных здесь военнослужащих. Постояв у Вечного Огня мемориала (он сохранился от прошлого памятника и исправно функционирует уже более чем полстолетия – в отличие, увы, от многих, даже столичных «вечных огней») и, почтив память всех захороненных здесь советских военнослужащих «Минутой Молчания», мы стали искать имя одного из героев нашего нынешнего повествования на плитах мемориала. Оно быстро нашлось (списки на мемориале составлены по алфавиту, а не по датам захоронения) на правой боковой стене мемориала: «Чупин А.М. 03.1942», – было написано там. Ещё правее стояли отдельные камни с именами, на одном из которых было отведено довольно много места для последующего увековечения имён воинов, захороненных здесь как «неизвестные», а на самом крайнем мы прочитали общую эпитафию, начинавшуюся словами: «Памяти / 42 неизвестных / советских воинов…». Отойдя от мемориала и пройдя мимо могилы известного футболиста «красно-белых» и сборной СССР, ушедшего в иной мир именно в этот день ровно три года тому назад, мы направились в контору кладбища.
Туда мы шли, «вооружившись» не просто выпиской из ОБД «Мемориал», но и конкретными данными на документы, по которым она была составлена. Имя штурмана с ТБ-3 было внесено составителями «Списка воинов, умерших от ран и болезней в военных госпиталях (больницах) и захороненных на территории филиала Московского крематория № 1», подготовленного в машинописном виде в 1991 году в Московском городском военном комиссариате, на 54-ю страницу 4-й алфавитной книги 2-го тома этих «Списков…». «Март 1942 года» был указан в ней для А.М.Чупина в столбце «Дата смерти по архивным документам», в то время как 7-е его число было приведено там «По книге (регистрации (кремации)». «Долистав» в ОБД «Мемориал» этот документ до конца, мы обнаружили, что именно в тот самый день, 7 марта 1942 года здесь же был захоронен «один неизвестный». (Кстати, имя штурмана с ТБ-3 нашлось и на страницах 2-го тома двухтомного издания «Воинский некрополь Великой Отечественной войны 1941—1945 гг.: Первый Донской крематорий», вышедшего в свет в 1994 году. Но опять же – только его одного из шести погибших в «Уникальной катастрофе»…).
В хорошо знакомой нам конторе Нового Донского кладбища, в домике поблизости от той самой «улицы Орджоникидзе», указанной в паспорте захоронения номер «77-130», мы уже бывали с нашими поисковыми запросами не один раз и всегда получали здесь только положительные ответы на наши запросы, на что надеялись и сегодня. Однако, начало нынешнего визита, на первый взгляд, именно этого нам не сулило – мы появились здесь в самый разгар официального обеденного перерыва (несколько раннего, по нашему мнению). Но сотрудники конторы не отказались выслушать «неурочного посетителя», и вскоре наш рассказ перерос в беседу. Наше повествование о той катастрофе и о поиске погибших лётчиков не оставило местных сотрудников равнодушными, и старший из них отправился в свою «архивную комнату», откуда вскоре появился с увесистым томом, на новой обложке которого мы прочли надпись – «Книга регистрации кремаций. 1942». В интересующий нас день 7 марта 1942 года было произведено довольно много печальных церемоний этого рода, и лишь на последней строчке мы нашли интересующее нас. Там было написано «Чупин Алексей Максимович» и номер кремации – «156551», а вместо указания года рождения умершего в «Книге…» стоял прочерк, и именно поэтому он не был приведён ни в одном из последующих документов и публикаций и на только что виденной нами доске мемориала. Нам любезно разрешили перефотографировать эту запись, и уже лишь дома, рассматривая этот свой снимок, мы обратили внимание на то, бланк какого ведомственного документа был использован для этой «Книги…». Итак, «первичный» документ подтверждал кремацию штурмана ТБ-3 и его захоронение на Новом Донском кладбище, но опять же только его одного…
С вопросом о возможной судьбе его боевых товарищей по экипажу и о том самом «неизвестном» мы сразу же обратились за консультацией к тем же самым сотрудникам администрации кладбища. В беседе с ними мы предположили, что тем самым «неизвестным» мог оказаться погибший при падении командир кораблин, и что вместе с ним сюда для кремации и последующего захоронения были доставлены останки (или их фрагменты – учитывая столкновение самолёта с землёй и последующую детонацию боезапаса) ещё четырёх человек. Из дальнейшего объяснения выяснилось, что официальная регистрация «неизвестных» (не говоря уже о фрагментарных останках) в 1-м Московском крематории в военные годы не велась, а их кремация осуществлялась уже после таковой для «поименованных» умерших. Оставшихся неизвестными умерших военнослужащих на самом деле привозили сюда для кремации сотнями, а то число «24», которое упомянуто на камне – это лишь случайно или косвенно упомянутые, разъяснили нам. Таким образом, была подтверждена наша версия о том, что останки ВСЕХ погибших при катастрофе над Измайловским парком шести лётчиков были кремированы в 1-м Московском крематории и захоронены здесь же, у его стен, на Новом Донском кладбище. К сожалению, тем самым подтверждалось другое наше предположение – о том, что представители как 1-го тяжелобомбардировочного авиационного полка, так и «вышестоящей» 53-й авиационной дивизии дальнего действия в принципе «самоустранились» от похорон своих погибших лётчиков, «спихнув» все эти мероприятия на местные, столичные органы власти. После «изъятия» военными с места катастрофы личных вещей погибших, их останки были отправлены в один из четырёх тогдашних московским «гражданских» моргов (ими могли стать в равной мере как близлежащий Лефортовский, так и 1-й и 2-й судебные или же непосредственно морг самого крематория), где идентифицировать удалось только лишь одного А.М.Чупина, почему его имя и оказалось зафиксировано в документах.
Таким образом, мы сегодня можем с уверенностью сделать вывод о том, что прах всех 6 советских военных лётчиков, погибших при катастрофе самолёта ТБ-3 над Измайловским парком 3 марта 1942 года, был захоронен спустя четыре дня в братской могиле на Новом Донском кладбище Москвы.
Возможно, что кто-то из наших уважаемых читателей посчитает на этом нынешнее расследование, переросшее в результате в серьёзное военно-поисковое исследование, завершённым? «Отнюдь нет!» – отвечаем мы. Ибо полностью завершённым оно станет, по нашему мнению, только тогда, когда будут установлены и увековечены ВСЕ жертвы авиационной катастрофы над Измайловским парком 3 марта 1942 года.
Один из предшествующих абзацев нашего повествования мы начали словами – «…Автор этого материала не был бы военным поисковиком, если бы…». Несколько переиначив их, мы продолжим «в том же духе»: автор этого материала не был бы краеведом Измайлова, в котором он проживает с рождения и историю которого впитывает в себя уже шестой десяток лет, если бы не затронул в нынешнем исследовании два «чисто измайловских» аспекта той катастрофы. А именно – касающиеся погибших при этом мирных жителей Измайлова и локализации места падения самолёта – кстати, прочно связанные друг с другом.
Известно, что все умершие в годы войны жители Измайлова находили свой последний приют на местном, бывшем подмосковном сельском кладбище. В их числе именно там же должны были быть захоронены и те абстрактные пока для нас «несколько человек», которые погибли при падении ТБ-3 3 марта 1942 года. В уже упоминавшемся здесь материале «Измайловское кладбище – составная часть авиационного некрополя Отечества» мы писали, в частности, о том, какие проблемы могут сразу встать перед некрополистом, желающими серьёзно заняться изучением данного погоста: «…ещё в 1950-х годах … большая (восточная) часть территории этого сельского кладбища пошла под новую городскую, многоэтажную застройку Измайлова… все документы Измайловского кладбища были отправлены на хранение в архив Николо-Архангельского некрополя столицы, где в тех же «лихих 1990-х» были полностью уничтожены случившимся там пожаром». Поэтому наш поиск имён измайловцев, ставших жертвами той воздушной катастрофы, надо вести непосредственно среди сохранившихся могил на современном Измайловском кладбище. Мы прекрасно осознаём тот факт, что в связи с массовым переселением довоенных жителей Измайлова в другие концы Москвы при реконструкции нашего района, начавшейся в 1949 году, часть прежних захоронений осталась в конце концов без какого-либо постоянного присмотра и просто была со временем утрачена… Однако мы верим в реальные результаты нашего будущего поиска, залогом которым не только наш интерес к данной теме, но и данные, полученные в ходе предыдущих «некрополистических экспедиций» на Измайловский погост. Так, например, ещё ранее нами была «взята на заметку» сохранившаяся до настоящего времени могила некой Клавдии Михайловны Фроловой, родившейся в 1923 году и похороненной на Измайловском кладбище именно в интересующем нас 1942-м. Не являлась ли эта 19-летняя девушка одной из «гражданских» жертв катастрофы 3 марта 1942 года над Измайловским парком?
Само же определение точного её места тоже связано с определённой «измайловской спецификой». Напомним, что произошла они над «жилым сектором» (командир кораблин «упал на частный дом, пробил крышу»), существовавшим на нынешней территории Измайловского парка ещё с конца 19-го века под весьма оригинальным названием «Дачи Измайловского зверинца» (берёт своё начало ещё со времён первых Романовых, когда здесь действительно размещался подмосковный царский зверинец). После революции это, одно из традиционных мест летнего дачного отдыха москвичей постепенно перестало быть таковым, и «сдававшиеся на сезон внаём» летние дачные домики утеплялись и передавались для проживания «новым москвичам», приезжавшим из провинции работать на столичные фабрики и заводы, а с начала 1930-х годов – и в Измайловский парк имени И.В.Сталина. Однако многочисленные парковые проспекты недолго были жилыми улицами советской столицы: к началу VI Всемирного фестиваля молодёжи и студентов 1957 году территория Измайловского парка культуры и отдыха, ставшего одной из основных его площадок, была в значительной мере очищена как от дореволюционных дачных построек, так и от их жителей, переселённых совсем в другие, новые районы Москвы (например – в Чертаново). Поэтому ныне эти, когда-то жилые территории вновь «захватил» Измайловский лес. У одного из ныне существующих, но уже нежилых и почти незастроенных парковых проспектов мы давно отметили некое место, «аномальное» для данной местности – с оплывшими, но ещё заметными краями некого углубления, совершенно нехарактерного для природного ландшафта Измайловского леса, все объекты которого «ниже уровня земли» имеют только искусственный характер. Обстоятельное и официальное исследование района данной «воронки» мы, так же, как и исследование Измайловского кладбища, ещё впереди. О результатах этого, а также иных возможных находках по теме мы обязательно будем уведомлять в дальнейшем уважаемых читателей «в режиме реального времени». Так что – «Продолжение следует!».
Приложение
Вашему вниманию предлагается текст отложившегося ныне в Центральном архиве Министерства обороны Российской Федерации (ЦА МО РФ) в городе Подольске Московской области документа. Это – типовой «Аварийный акт», подписанный в марте месяце 1942 года (документ точно не датирован, но составлен в период между 3-м и 14-м числами) четырьмя лицами командно-начальствующего состава 1-го тяжело-бомбардировочного авиационного полка – командиром майором Чирсковым, военкомом батальонным комиссаром Сундушниковым, начальником штаба майором Роговым и старшим инженером по эксплуатации военинженером 2-го ранга Лавриненко. Сам документ представляет из себя заполненный на пишущей машинке стандартный бланк такого документа ВВС Красной Армии. Ниже мы будем указывать его содержание только в заполненных пунктах и графах:
«Аварийный акт
Марта 1942 г.
«1» эскадрилия 1 ТБАП
1. Характер происшествия
Катастрофа – 1
Общее состояние самолёта: сгорел – 1
Общее состояние экипажа: убит – 6, невред. – 2.
2. Данные о личном составе
Лётчик
Фамилия, имя, отчество – Шмелёв Пётр Васильевич
Штатная должность с какого времени и военное звание – командир кораблин 1941 года
Фактически исполняемые обязанности и с какого времени – командир кораблин с 1941 года
Партийность – Кандидат в члены ВКП(б)
Какую и когда окончил школу – в 1938 год ВШЛ
Сколько времени летает на данном типе самолёта и какой налёт имеет на данном типе самолёта – с 1938 года
Общий налёт с момента с момента окончания школы и когда последний раз летал (знаменатель) – Днём – 330 Ночью – 275 Под колп. – 10
Когда и кем проверялся в технике пилотирования в течение последних месяцев. Общая оценка при каждой проверке – Командир эскадрилии. Средняя оценка не ниже хорошо
Имел ли в прошлом лётные происшествия. Обстоятельства и причины – Нет.
Уровень подготовки по теории полёта кто проверял, какая оценка усвоения и применения на практике – Теорию полёта знал хорошо.
Кем и когда проверялся в звании и полном усвоении НПП ВВС РККА – В мае месяце 1941 года зам.ком.полка. хорошо.
Кем и когда проверялся в знании эксплоатируемой матчасти (самолёта – мотора) и оценка. – В мае месяце 1941 года Зам.ком.полка. хорошо.
Общая характеристика или выписка из аттестации с указанием даты, когда эта характеристика дана (лётная дисциплина) – Лётная дисциплина хорошая весь период его лётной работы.
Состояние лётчика после аварии или катастрофы – Погиб.
2. Данные о материальной части
а) Самолёт
Тип самолёта и его № - ТБ-3 4 М-17ф № 273
Время и место изготовления (завод) – 1931 гор. Москва завод № 22
Когда, где и по какому поводу был в ремонте и когда вышел из ремонта – Собран из 3-х самолётов Софринское ПАРМ с 15.10.1941
Сколько дней самолёт не летал до дня происшествия – Летал ежедневно
Какой налёт имеет на данном самолёте лётчик, у которого было происшествие – 7 полётов
Какие общие повреждения получил самолёт в результате аварии, какого ремонта требует самолёт и целесообразность данного ремонта вообще – Самолёт сгорел при падении
б) Мотор
Тип мотора и его мощность (степень сжатия) – М-17ф
Номера моторов – Неизвестно так как сгорели формуляры
Время и место изготовления (завод) – 1935 года з-д № 36
Работа моторов в часах на земле и в воздухе: а) с момента начала эксплоатации до первой перечистки б) качество перечисток – Моторы имели 2 перечистки
Сколько часов наработал мотор от последней перечистки до аварии – 35 часов
4. Время и место происшествия
Год, месяц, число и час – 4-го марта 1942 года 21.00
Место происшествия (если вне аэродрома, то указать место по 10-в ка
Автор
Тема: Публикации К.Б.Стрельбицкого на военно-историческую авиационную тематику (Прочитано 1693 раз)